Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

– Бубенть, Урф… тьфу, Ген, мне же холодно будет в костюме.

– Ну, сверху пальто, конечно, напяль. А когда подходить ближе будем, расстегнешь его, чтобы по-праздничному глядеться. Какой же ты тупой! Ну, чего так смотришь? Если не пойдешь со мной на дело, лучше сейчас скажи. Ну, пойдешь?

* * *

– Как думаешь, пойдет? – спросил Наводничий, склонившись над полем бильярдной битвы и взглядом прочерчивая линию от одного шара к другому и затем – к лузе.

– Чего тут думать? – ответил Осташов. – Понятно же, что пойдет.

Василий примерился кием и ударил. Шар влетел в лузу.

– Хотя мог и не пойти, – сказал Владимир.

* * *

– Вот, – сказал Хлобыстин судье. – Встретил я Марфина Гену… Утром. Случайно.

Адвокат одобрительно улыбнулся и кивнул Григорию.

– Случайно утром… – сказала судья Матросова. – А накануне у вас случайно не было преднамеренного сговора о встрече?

– Нет, – ответил Григорий, пряча взгляд. – Мы с ним давно не виделись, и поэтому обрадовались, когда встретились.

* * *

– Чтоб ты, гад, на зоне сдох! – были первые слова Геннадия Марфина при встрече с Григорием утром.

Под пальто нараспашку у Хлобыстина был, как условились, костюм с галстуком, а в руке он держал несколько красных гвоздик (правда, один цветок висел на сломанной ножке). В другой руке Григорий держал за нитку белый шарик в надутом виде.

– Ты чего? – спросил Григорий, расточив вокруг запах спиртного и слегка качнувшись.

– Просили же, как человека, – не пей. Профессионалы на дело бухими не ходят.

– Ой, бубенть, профессионал! Профессионалов не ловят на первом же деле после каждой отсидки.

– Да вот из-за таких, как ты, всегда и влетаю. Чего, перепугался хату брать? Нажрался, чтоб смелости набраться?

– Хва мозги парить.

– А шарик на хрена? Шарик на хрена?!

– Для вида. Ты же сам говорил – на дело надо идти, как на день рожденья.

– Бля, мне плохо. А почему белый? «Не стреляйте, мы сдаемся»? Нас что, немцы окружили, а мы без патронов? Почему белый?! Его же еще найти такой надо было где-то! Шарики всегда цветные бывают!

– Да я дочке вчера по пути домой целую упаковку разных купил. А сегодня с утра ем, она на кухню приходит и говорит, все шарики хорошие, только белый не нравится. Ну я его и взял.

– Мама дорогая, с кем я связался.

– Ну, ладно, все! Разорался. Показывай, куда нам, – сказал Хлобыстин и громко икнул, и чуть качнулся.

– Ну как с таким на дело идти?

* * *

– А этот пойдет? – спросил Осташов.

Он расставил ноги, опер левую руку о борт бильярдного стола и приготовился закатить «свояка».

– Может и не пойти, – ответил Наводничий.

Владимир аккуратным ударом, что называется, положил шар в лузу и сказал:

– Пошел.

* * *

Марфин с белым шариком в руке и ковыляющий за ним Хлобыстин с цветами шли по правой стороне Тверской улицы в сторону Кремля.

– Слышь, Урфин, – сказал Григорий, – этот шарик у тебя, знаешь, на что похож? На гандон, ха-ха-ха.

Геннадий продолжал идти, не оборачиваясь и не отвечая.

– Помнишь, – продолжал Хлобыстин, – как ты в седьмом классе у папаши своего презерватив спер и в школу принес? Помнишь? На кулак надел и воздуха в него поддул – как боксерская перчатка получилась, ха-ха.

Марфин свернул в просторную арку, Хлобыстин – за ним.

– Ты еще стал этим гандоном кого-то по башке бить, а тут училка в класс заходит, ха-ха-ха! Прикол.

Григорий ускорил шаг, догнал Геннадия и спросил:

– Ну чего, далеко нам еще?

– Почти на месте уже.

Они попали во двор, свернули налево и вошли в подъезд.

* * *

– Ну, когда мы с Геной встретились, то стали разговаривать – как дела, там, кто как поживает, – продолжал свое повествование в зале суда Хлобыстин. – А было холодно. И мы зашли в подъезд, погреться. Поднялись на второй этаж. Смотрим, а там дверь открыта, ну, немножко так открыта.

– Любопытно, – сказала судья. – А вот соседка пострадавшей, свидетельница Людмила Федоровна Гнатюкова, которая вызвала милицию, утверждает, что вы эту дверь выломали.

– Да врет она все! – рявкнул, вскакивая с места, Геннадий Марфин. – Чего она могла видеть? Там на всех дверях глазок был жевачкой замазан. – Марфин смешался, замолк, сел, но тут же вскочил и пояснил: – Эту жевачку, наверно, какие-нибудь пацаны прилепили, малолетние хулиганы, наверно.

И снова сел.

– Еще раз, гражданин Марфин, без моего разрешения рот откроете, – сказала судья Матросова твердо-доброжелательным тоном дантиста, – удалю.

Геннадий сжал губы, словно перед его носом сверкнула хирургическая сталь зубодерных щипцов.

* * *

– Вованище! – сказал Василий, собирая бильярдные шары в треугольную рамку для новой партии. – А что, крыса-то у тебя на мясокомбинате так и не ловится, или ты уже и не ставишь ловушку?

– Ставлю. Не ловятся, твари. Один раз, вообще-то, банка упавшая была, я уж подумал, что попалась наконец крысяра. Подошел, пошевелил ее, и мне показалось, что там кто-то шебуршится, а поднял – пусто… Ничего, рано или поздно попадется какая-нибудь.

– Мне какая-нибудь не нужна, – Наводничий разбил построенные треугольником шары. – Мне нужна здоровенная, жирная фотомодель.

– Они там все как на подбор, откормленные морды.

– Может, они шибко хитрые, крысы эти комбинатовские, поэтому не попадаются? Или может, не хитрые, а ленивые. Там же столько жратвы для них кругом, наверно, а? На хрен им из-за кусочка мяса под банку впираться?

– Я думаю, все-таки вопрутся.

* * *

Используя на манер стенобитного орудия правое плечо, Марфин и Хлобыстин вломились в квартиру. В основном это, конечно, была заслуга здоровяка Григория, вернее, это была полностью заслуга Григория, который при ударе даже оттолкнул Геннадия, так что тот попал плечом главным образом не в дверь, а в дверной косяк.

Если бы Хлобыстин не был с сильного похмелья, то сообразил бы, что субтильный Геннадий ради этого, собственно, и привлек его к делу – чтобы не тратить время на возню с отмычками.

Один единственный накладной замок, на который запиралась деревянная дверь (в середине 90-х деревянные входные двери все еще были не редкостью даже у небедных москвичей), – замок вывернулся и повис, едва держась на шурупах. Взломщики оказались в тесноватой прихожей, и Марфин тут же толкнул задом дверь обратно.

Несколько секунд они стояли, не двигаясь. И в квартире, и за дверью, на лестничной клетке, было тихо. Марфин нащупал на стене выключатель, включил свет. В этот момент белый надувной шарик, задев за торчащий из замка шуруп, лопнул, причем лопнул довольно громко, так что оба налетчика вздрогнули, а по выражению лица Марфина можно было заключить, что он на пару секунд потерял ориентацию в пространстве.

Когда к Геннадию вернулась способность осознавать себя в этом мире, он, вслед за нерастерявшимся Хлобыстиным, увидел прямо перед собой прикрытую выкрашенную желтой краской внутреннюю дверь в комнату. Марфин матернулся в адрес Григория и бросил резиновый лоскут, оставшийся от надувного шарика, на пол. Задержав взгляд на этом белом ошметке, Геннадий шепотом сказал:

– Чувствую, не к добру эта белая тряпка. Как бы и правда сдаваться не пришлось, тьфу-тьфу-тьфу.

Спохватившись, он тут же подобрал резиновый клочок и сунул в карман, пояснив:

– Пальчики ментам останутся.

Справа, за встроенным древним одежным шкафом с занавеской, вместо дверцы, была еще одна, тоже прикрытая, желтая дверь, которая, очевидно, вела во вторую комнату. Налево ответвлялся кривой коридорчик. Немного пройдя по нему и сразу вернувшись, Геннадий тихо сообщил:

– Там сортир и ванная, а потом кухня.

Хлобыстин воспринял информацию с воодушевлением.

– О! Зашибись! Надо поссать, – сказал он и зашагал по коридору. – И попить бы чего-нибудь.

Марфин схватил его за пальто и затащил обратно в прихожую.

– Э, слышь, ты совсем охренел? – сказал он. – Никаких ссать и пить! Быстро шмонаем хату и валим. Очень быстро и очень тихо. Ты – туда, я – сюда, – он подтолкнул Хлобыстина, направляя его к правой внутренней двери, а сам шмыгнул в комнату, которая располагалась прямо как войдешь (вломишься) в квартиру.

Чуть Геннадий скрылся за дверью комнаты, Григорий на цыпочках двинулся из прихожей в направлении, противоположном предписанному. Он справил малую нужду в туалете, потом зашел на кухню и открыл холодильник. Его добычей стала початая литровая банка с консервированным абрикосовым компотом. То, что компот именно абрикосовый, было видно по половинкам абрикосов, которые призывно закачались в емкости, когда Хлобыстин взял ее с полки.